Extensive Reading 1 Перевод текста New Millennium English 9 класс Казырбаева, Дворецкая, Гроза.

Оглавление / Другие учебники

2)
АЛЛИГАТОРЫ
Джоан Эдисон приехала в половине пятого класса из Мэриленда в марте. У нее было тонкое лицо с некоторым усталым выражением взрослого человека и длинные темные ресницы, как у куклы. Все ненавидели ее одежду, стремящуюся произвести впечатление, а ее волосы свисали сзади ее свитера, а также у нее была такая дерзость, чтобы спорить с учителями. "Хорошо, я извиняюсь," сказала она мисс Фриц, даже не поднимаясь с места, "но я не вижу толка в домашней работе. В Балтиморе у нас никогда не было ничего подобного."
Чарли был готов участвовать в их сердитом ворчании. "Вы не сейчас в Балтиморе, Джоан," сказала мисс Фриц. 'Вы находитесь в Олингере, Пенсильвания."
Дети, и Чарли среди них, смеялись, а Джоан пыталась объяснить, "Там, вместо того, чтобы просто читать о растениях в книге, мы в один день приносили цветок и срезали его раскрытым, и смотрели на него в микроскоп."
Мисс Фриц сжала оранжевые губы, затем улыбнулась. "В старших классах Вам разрешат выполнять это в этой школе. Всему свое время, Джоан, потерпи маленькая девочка." Когда Джоан начала обсуждать это, мисс Фриц пошевелила одним пальцем и сказала, "Нет. Хватит, молодая особа, или у вас будут серьезные проблемы со мной." Класс чувствовал себя счастливым видеть, что она также не понравилась мисс Фриц.

3)
После этого Джоан не могла открыть рот в классе. На открытом воздухе на детской площадке, едва кто-нибудь говорил с нею кроме как сказать "Заноза". Мальчики всегда тянули за бантик сзади ее причудливого костюма и совали небольшие бумажные шарики в пряди ее волос. Однажды Джон Эберли даже отрезал клок ее волос. Это было первый раз, когда Чарли увидел, что Джоан заплакала настоящими слезами. Он был таким же хулиганом, как и другие: только хуже, потому что, что другие делали то, что они хотели, а он планировал это, чтобы сделать себя популярным.
Существовала некая банда, где мальчики и девочки вместе, встречались по субботам — и Вы могли услышать их, как они разговаривали по понедельникам — в гараже Стюарта Моррисона, ходили на экскурсии и играли в бесконтактный футбол, а зимой катались на санках на Хилл-Стрит, а весной ездили на велосипеде по всему Олигеру. Но после школы Чарли, казалось, было нечего делать, чем пойти домой и делать домашнюю работу и играть с его центральноамериканскими марками, и ходить в одни только фильмы ужасов. Чарли думал, что банда могла бы обратить на него внимание и примут его, если он поддержит их политику без спроса.
На Естественных науках он сидел спереди Джоан и раздражал ее всем, чем мог. В его блокноте, который она могла легко увидеть через его плечо, он однажды нарисовал картину, названную "Джоан Наркотик": профиль девочки с тонким носом и печальным ртом, ресницами ее хмурых глаз таких черных, насколько карандаш мог нарисовать их, а волосы, скрученные смешными закорючками.

4)
Март сменился весной. За неделю как она приехала сюда, одежда Джоан медленно стала более простой, и однажды она пришла в школу с обрезанными волосами (большая часть), а остальные зачесаны горизонтально вокруг ее головы и собраны в небольшой хвост сзади. Смех над ней был ещё больше, чем она когда-либо слышала. "Ой, Лысая-лысая!"- воскликнула одна слабоумная девочка, когда Джоан вошла в раздевалку, и эти глупые слова шли по классу все утро.
Его же реакция на стрижку довольно изменилась, чтобы привлечь ее внимание. Стрижка открыла ее лоб и обнажила ее шею и сделала ее подбородок острее, а глаза больше. Его карикатура была замечательна, работа гения. Он показал её Стюарту Моррисону, который сидел позади него; для него это было слишком хорошо, чтобы оценить, его унылые яйцевые глаза просто мерцали по этому. Чарли нарисовал другой, сделав ее голову абсолютно лысой. Этот рисунок Стюарт вырвал и раскидал его по комнате.

Той ночью у него был сон. Они были в джунглях, Джоан плавала в чистейшей реке среди аллигаторов. Так или иначе, как будто с дерева, он смотрел вниз. Лицо Джоан иногда показывало ужас, а иногда выглядело оцепенелым. И он спас ее. Он нес на своих двух руках. Джунгли сменились его кроватью, комнатой, но через мгновение сохранились, как будто зажатая педаль на пианино, сладость и гордость, которую он чувствовал при спасении и таскании девочки.

Он любил Джоан Эдисон. Утро было дождливым, а его мать заставила его взять зонтик, он повторял это себе снова и снова. Любовь не имела никакого вкуса, но обострила его обоняние так, что даже грязь и мох в трещинах мостовой - всё испускало чистые ароматы.
Его первый шаг должен был рассказать всем в раздевалке, что он теперь любит Джоан Эдисон. Им было менее интересно, чем он ожидал, рассматривая, как они ее ненавидели. Он ожидал борьбы с кулаками. Едва все собрались, чтобы услышать сон.

За ланчем он скрылся в универмаге, пока он не заметил, как она гуляет. Он подождал немного, а затем вышел и побежал догнать Джоан.
Она обернулась, и под ее пристальным взглядом он смутился. "Зачем Чарли, Что ты делаешь на этой стороне улицы?"
"Ничего",- сказал он, и воспроизвел речь, которую он подготовил ранее: "Мне нравится твоя новая прическа."
"Спасибо", - сказала она и остановилась.
Он спросил, "Как тебе Олингер?"
"О, я думаю, вполне милый."
"Милый? Я отгадал. Я так и думал. Милый Олингер. Я не знаю, потому что я никогда не был нигде больше."
Она к счастью взяла это в качестве шутки и засмеялась. На углу, где они разошлись, он возбудился, и в подражании учтивому джентльмену, облокачивающемуся на трость, согнул ручку зонтика. Ее изумление стоило вдвое больше цены вероятной раздражительности его матери.
Он захотел погулять с ней ещё, и далее после школы. Весь обед он продолжал мечтать. Его отец и он перекрасили бы его велосипед. В следующей стрижке он бы зачесал волосы на одну сторону. Он бы изменился полностью: все задавались бы вопросом, что произошло с ним. Он научился бы плавать, и брал бы ее на дамбу купаться.

Днем мечта немного смягчилась. Теперь, когда он не спускал глаз с нее, он заметил, что Джоан была не одна, а болтала с другими. Она шепталась с одноклассниками. Таким образом, было больше позором чем неожиданность, когда из-за темного стекла универмага он увидел, как она гуляет в компании банды, она и Стюарт Моррисон, смеющиеся, а он подражал чему-то, а бедный Джон Эберли шел сзади как хвостик. Его озадачивало, что, как его жестокость переросла в любовь, что это так недалеко от ненависти к ней, все любили ее с самого начала, и что даже самый глупый знал об этом за неделю до этого. То, что она была королевой класса, а мощи, как таковой, не существовало, ради своей же пользы, ему следует бросить её.
Джон Апдайк